V.2. Интонация

Решив, к кому адресоваться (ко всему человечеству, не только к своему оппоненту!), следует найти интонацию. Это очень дели­катное дело. Будь на свете универсальные правила, все бы были великими писателями. Можно только посоветовать переписать диплом несколько раз или написать что-либо другое до того, как начнете работать над дипломом, поскольку писанье — еще и воп­рос тренировки; в любом случае могу попробовать дать вам не­сколько самых общих рекомендаций.

Не стройте из себя Пруста. Если фразы выходят слишком длинные, пишите как выходят, но потом члените. Не опасайтесь дважды повторить подлежащее. Избегайте местоимений и при­даточных предложений. Не пишите:

Пианисту Витгенштейну, брату известного философа, автора труда «Ло­гико-философский трактат», в наше время общепризнанного в качестве шедевра современной философии, посчастливилось получить от компо­зитора Равеля концерт для левой руки, так как ему не посчастливилось лишиться правой руки в ходе Первой мировой войны (1914—1918).

Пишите лучше так:

Пианист Витгенштейн, брат философа Людвига Витгенштейна, лишил­ся на войне правой руки. Французский композитор Морис Равель напи­сал специально для него концерт для левой руки.

Или даже так:

Один из братьев философа Людвига Витгенштейна (автора знаменитого «Логико-философского трактата») был пианистом. На войне пианист Витгенштейн лишился правой руки. Поэтому французский композитор Морис Равель создал концерт для левой руки и посвятил его Витген­штейну.

Не пишите ни в коем случае:

Ирландский писатель отринул семью, родину, религию, оставаясь вер­ным лишь призванию, не давая повода назвать себя политизированным писателем, пусть кое-кто и считал его «социалистом» и почти «фабиан­цем». С начала Второй мировой войны он подчеркнуто не обращал вни­мания на охватившую Европу трагедию, занимаясь исключительно «По­минками по Финнегану».

Пишите уж, коли на то пошло:

Джеймс Джойс отринул семью, родину, религию. Он остался верным своему призванию. Безусловно, его нельзя назвать политизированным писателем, хотя некоторые критики считают, что он был «социалистом», примыкал к группе «фабианцев». Когда началась Вторая мировая война, Джойс подчеркнуто стремился не обращать внимания на трагедию, вер­шившуюся в Европе. Джойса занимала в это время только работа над «Поминками по Финнегану».

И очень вас прошу не писать ничего в стиле, похожем на «изящ­ную словесность»:

Когда Штокхаузен рассуждает в терминах «групп», он не восходит к пос­ледовательностям ни Шенберга, ни даже Веберна. Немецкий музыкант, перед лицом запрета на повторение любой из двенадцати нот до оконча­ния последовательности, не смирился бы с ним. Само понятие «пучков» («clusters») структурно более гибко, нежели понятие последовательностей. В то же время и Веберн не соблюдал жесткие принципы автора «Спас­шегося из Варшавы».

Сочинитель «Мантры» действует радикальнее. При этом следует разли­чать различные этапы его творческого развития. О том же свидетельствует и Берио: невозможно считать этого автора сериалистом-догматиком.

Тут вообще нельзя понять, о ком речь. Вдобавок обозначать кого-то как «автора определенных произведений» логически не­корректно. Существует дурацкая мода (внедряемая, кажется, учеб­никами изящного письма) вместо того, чтобы пять раз повторить «Данте», прикрываться словами «сочинитель "Божественной ко­медии"». Однако автор «Комедии» не тождествен Данте-персона­жу «Комедии» и не тождествен Данте-личности во всей много­гранности, поскольку существуют различия между Данте — ав­тором «Новой жизни» и Данте — автором «Комедии» (хотя с юри­дической и библиографической точек зрения это, конечно, одно и то же лицо). Поэтому я переписал бы вышеприведенный отрывок в таком духе:

Штокхаузен, употребляя термин «группы», не имеет в виду ни «последо­вательности» Шенберга, ни «последовательности» Веберна. Штокхау­зен не смирился бы с запретом повторять какую-то из двенадцати нот, пока не завершится последовательность. Штокхаузен использует «пуч­ки» («clusters»), которые по своей структуре более гибки, нежели «пос­ледовательности».

Уже и Веберн не полностью соблюдал жесткие правила Шенберга. Но Штокхаузен пошел дальше Веберна. Отметим еще, что у Веберна манера менялась в зависимости от периода. По мнению композитора и музы­кального критика Лучано Берио, Веберна невозможно считать сериалис­том-догматиком.

Также не стройте из себя и е.еаммингса. Каммингс — аме­риканский поэт, который требовал, чтоб его имя и фамилию на­бирали строчными буквами. Он также, как полагается, экономил запятые, рубил стихи и вытворял все то, что авангардному поэту вытворять полагается. Но вы не авангардный поэт. И дипломная работа — не авангардная поэзия. Будь ваш диплом по Боттичел­ли, вы ведь его бы не рисовали? Ну и работая над дипломом по футуристам, не обезьянничайте их приемы. Это важное предос­тережение, потому что многие в нашу эпоху имеют наклонности к нестандартному письму и ниспровергают клише научного сти-

ля... Между тем языку диплома следует быть метаязыком, то есть таким, на котором описываются другие языки. Психиатр, напри­мер, описывает творчество душевнобольных, но он же не выра­жается как помешанный. Я не хочу сказать, что так называемые душевнобольные плохо выражаются. Вы имеете право — и, воз­можно, будете правы — возразить, что лишь душевнобольные и выражаются хорошо. Но если в этом состоит дипломная гипоте­за, у вас есть только две возможности. Либо вовсе не пишите дип­лом и реализуйте свою нестандартную личность, наплевав на уни­верситет и занимаясь, скажем, игрой на гитаре. Либо пишите его, но тогда уж потрудитесь объяснить, почему язык умалишенных не безумен, а чтобы это объяснить, примените академический стиль, умопостижимый для всех читателей.

Псевдопоэт, сочиняющий диплом в стихах, — пустобрех и бракодел. От Данте до Элиота и от Элиота до Сангвинети поэты-модернисты, писавшие о собственных стихах, говорили прозой и вдобавок очень внятной. Маркс, писавший о рабочих, высказы­вался не как рабочий, он высказывался как философ. Да, когда он с Энгельсом создавал «Манифест» 1848 года, Маркс работал пуб­лицистическим, отрывистым, эффектным, провокационным сти­лем. Но совсем другой стиль он избрал для «Капитала», адресо­ванного экономистам и образованным политикам.

Не заявляйте, что поэтическая стихия «стучит в ваше сердце» и вы не в состоянии подчиниться ограничениям плоского, низ­менного языка науки. Вы поэт? Не кончайте института. Монтале институтов не кончал, но он величайший поэт и без института. Гадда кончил технический институт, писал криво и косо, жаргон, диалект, стилистические выверты; но когда его попросили соста­вить руководство для радиожурналистов, он создал серию соч­ных, остроумных и спокойных рецептов написания хорошей про­зы, эти рецепты понятны любому человеку. Монтале в своих кри­тических статьях умеет быть ясным даже для тех, кому его поэзия непонятна.

Почаще делайте абзацы. Делайте их, когда меняется тема, ког­да требует ритм, и вообще чем чаще, тем лучше.

Пишите все, что вам приходит в голову, но только в чернови­ке. Потом вы обнаружите, что увлеклись и сбились с основной дороги. В следующей редакции вы вырежете все, что было от­ступлением, уберете все пассажи в скобках и переставите их в сноски или в приложения (см. ниже). Цель диплома — доказы­вать гипотезу, заявленную в предисловии, а не демонстрировать, что вы знаете все обо всем на свете.

Используйте руководителя как подопытного кролика. Надо устроить так, чтобы руководитель прочел первые главы (а впос­ледствии и полный текст) как можно раньше срока сдачи дипло­ма на комиссию. Реакция руководителя имеет большое значение. Если руководитель очень ленив (или очень занят), используйте приятеля. Убедитесь, что хоть кто-то понимает то, что вы пише­те. Не играйте в гениального отшельника.

Не зацикливайтесь на том, чтоб писать с начала. Может, раньше всего вы созреете писать четвертую главу, параграф пя­тый. Оттуда и начинайте с непринужденностью, как будто вы уже довели до ума все предшествующие главы. Не бойтесь. Разумеет­ся, надо иметь отправную точку, но у вас же есть «содержание», которое вам сопутствует с первой минуты до последней минуты (см. раздел IV. 1 ).

Не употребляйте восклицаний и многоточий и не поясняйте юмор. Сознавайте, когда вы пользуетесь функциональным и ког­да — фигуральным стилем. Под функциональным я подразуме­ваю стиль, именующий все предметы их именами, признаваемый всеми, исключающий разночтения. «Курьерский Венеция — Ми­лан» есть функциональное название поезда; тот же поезд числит­ся в железнодорожном справочнике под фигуральным названием «Лагунная стрела». Этот пример, в частности, показывает нам, как и в практической жизни вполне может применяться язык с элементами образности.

Для критической работы, научного текста всегда предпочтитель­нее функциональный ключ, все термины должны быть унифици-

рованными и однозначными. Но время от времени могут вводить­ся и метафоры, ирония, литоты. Приведем отрывок функциональ­ного стиля, а затем аранжируем его с фигуральным нюансом.

Функциональный. Краснапольский не достигает глубинного проникновения в поэтику Даниели. Интерпретируя, он находит в тексте автора мотивы, ко­торые автор, по всей видимости, не подразумевал. В стихе «а вечером гля­деть на тучи...», который Ритцем трактуется как стандартная пейзажная за­рисовка, Краснапольский находит символику, отсылающую к теме поэти­ческого творчества. Невозможно целиком принять позицию Ритца, но и с Краснапольским невозможно согласиться. П. Хилтон заметил по этому по­воду: «Ритц напоминает рекламу турбюро, Краснапольский великопостную проповедь», и добавил: «Воистину идеальная пара критиков!»

Фигуральный. Нельзя сказать, чтобы Краснапольский достиг глубинно­го проникновения в поэтику Даниели. Разбирая авторский текст, он, по­хоже, во многом перегнул критическую палку. Так, стих «а вечером гля­деть на тучи...» Ритц услышал как простую пейзажную зарисовку; Крас­напольский же заставляет звучать в нем символические струны, отзвуки поэтического творчества. Не то чтобы позиция Ритца поражала прони­цательностью, но и по отношению к Краснапольскому уместно соблю­дать дистанцию. Как подмечено П. Хилтоном, Ритц напоминает рекламу турбюро, а Краснапольский великопостную проповедь, чем составляет­ся воистину идеальная пара критиков.

Сами видите, что в фигуральной версии применяются разные фигуры риторики. Прежде всего литота. Говоря «мы не вполне убеждены, что некто достиг глубинного», обычно передают тот смысл, что «мы убеждены, что некто не достиг глубинного» и даже не достиг никакого. Есть и метафоры: «перегибать критическую палку», «звучать струнам». Говоря «не то чтобы позиция Ритца поражала проницательностью», вызываем к жизни новую литоту. Параллели с рекламой турбюро и великопостной проповедью — это два уподобления, в то время как слова насчет просто идеаль­ной пары критиков — чистой воды ирония, фигура, которая ут­верждает нечто, разумея как раз обратное.

Так вот, риторические фигуры или надо уметь применять, или вообще не надо применять их.

Можно решить применять их, но при условии, что вы убежде­ны: читатель в состоянии увидеть и расшифровать их, и убеждены,

что этот стиль полезен для вашей темы, чтоб она прозвучала от­четливее и хлестче. Тогда не жеманьтесь и, в особенности, не оправдывайтесь. Может, вам кажется, что читатели круглые иди­оты? Раз так, не обращайтесь к ним в переносном смысле. Одна­ко писать в переносном смысле, а затем объяснять этот смысл — значит уж точно выставлять читателя идиотом. Он отомстит, со­чтя дурнем вас. Так не будьте же смущающимся шутником в та­ком роде:

Стиль фигуральный с оговорками. Мы вовсе не убеждены, что Красна­польский, выражаясь образно, достиг «глубинного проникновения» в поэтику Даниели. Разбирая авторский текст, он, так сказать, «перегнул критическую палку». Стих «а вечером глядеть на тучи...» Ритцу пришло (с чего бы?) в голову интерпретировать как простую пейзажную зарисовку (!), а Краснапольский расслышал, непонятно как, в этих словах символические струны и притянул... поэтическое мастерство! Нет, «по­зиция» Ритца не поражает проницательностью... Но (теперь уже серьез­но) и от «позиции» Краснапольского не худо бы (мягко говоря) держать­ся подалее! Как подмечает П. Хилтон, анализ Ритца напоминает ему... рекламу турбюро (??!), а анализ Краснапольского — великопостную про­поведь, чем составляется, как выразился Хилтон с тонким юмором, про­сто идеальная пара критиков.

Я сознаю, что на практике мало кто до доходит до такого ме­щанства, чтоб впихнуть все эти тонны кавычек, все эти восклица­ния и вопросы в такой коротенький текст, переполнив его изви­нительными хихиканьями и подкашливаньями в кулачок. Ά на­рочно сгустил здесь краски (и вот теперь сам это объясняю, но лишь потому, что в данном случае для учебных целей необходи­мо, чтобы пародия воспринималась как таковая).

Этот третий пример в концентрированном виде содержит все пороки сочинителей-дилетантов.

Ужасны кавычки, оформляющие юмор. Ужасны многоточия, предупреждающие: «Вот сейчас я вас ошарашу!» Детский сад. Единственно куда многоточия позволительно ставить, это, как будет скоро объяснено, внутрь цитируемого отрывка, при обозна­чении выпущенных слов. Ну в крайнем случае можно поставить многоточие в конце неоконченного перечня, чтобы показать, что перечень можно было бы продолжить. А эти восклицания — им

вообще не место в нехудожественном тексте. Да, знаю, в данной книге, если как следует поискать, отыщутся два или три воскли­цательных знака. Но два или три — это исключения, подтвержда­ющие правило, и они должны быть вставлены эффектно, так, что­бы читатель подскочил на своем стуле, чтоб ему накрепко засело в голову какое-то важное предупреждение в следующем духе: «Никогда не позволяйте себе того-то и сего-то!» А вообще в пись­ме на бумаге хороший тон — это тихий тон. Если вы тихо скажете что-то эпохальное, эффект будет громовый.

В-третьих, в последнем примере содержатся извинения за шутки и указывается, где точно автор пошутил. Если вы боитесь, что шутка пройдет незамеченной, потому что она чересчур изящ­на, может быть, как-то и надо бы ее обозначить, но писать «как выразился Хилтон (с тонким юмором), просто идеальная пара критиков» после того как Хилтон обозвал работы этих критиков рекламой турбюро и великопостной проповедью, совершенно излишне, потому что никакой тонкости тут нет, юмор уже замечен всеми. То же распространяется на фразу «теперь уже серьезно». К ней можно прибегнуть, дабы резко переменить стилистический регистр отрывка, — в случае, если перед тем вы действительно шутили, а сейчас перестаете. В нашем же примере никаких шу­ток не было, применялись ирония и метафоры, а они — не шутки, а серьезнейшие риторические фигуры.

Вы можете заметить, что в настоящей книге я дважды допус­кал парадоксальное высказывание и тут же пояснял, что шучу. Но я пояснял не потому, что опасался, будто вы без меня этого не уловили. Наоборот, я пояснял, так как опасался, что вы слишком даже уловили и могли решить, что если это шутка, то и вникать в нее незачем. И мой долг был сказать, что невзирая на пара­доксальную форму, я вкладывал в эти высказывания достаточно серьезный смысл. А разжевывать такие вещи мне приходится из-за того, что книга моя — учебник, и следовательно, хоть я и за красивый слог, но еще для меня важнее быть досконально поня­тым. Однако если б я писал обычную статью, я бы шутил без разъяснений.

Вводите определения всех терминов, когда они появляются в первый раз. Не можете дать определения термина — не употреб­ляйте. Если речь об одном из главных терминов вашего диплома, а вы не можете дать ему определение — бросайте писать диплом. Вы ошиблись в выборе темы (или профессии).

Не объясняйте, где находится Париж, если потом не наме­рены объяснять, где находится Тимбукту. Мурашки бегут по спине от некоторых дипломов с фразами вроде: «Еврейско-гол­ландский философ-пантеист Спиноза описывается у Гуццо...» По­слушайте! Или вы пишете о Спинозе, и тогда ваш читатель уж что-что, но кто такой Спиноза, уже от вас слышал (более того, надо думать, вы ему успели даже рассказать, что существует на свете Аугусто Гуццо — спинозовед?) Или вы пристегиваете это рассуждение просто к слову о философах, в контексте сочинения по ядерной физике; тогда не требуйте, чтоб читатель, которому надо объяснять, что есть Спиноза, знал бы, что такое Гуццо. А мо­жет, вы работаете над обзором итальянской философии периода после Джованни Джентиле? Тогда читателям знакомо имя Гуццо, но им, безусловно, знакомо и имя Спинозы.

Не надо писать даже в дипломах по истории «Т. С. Элиот, ан­глийский поэт» (не говоря уж о том, что Элиот родился в Амери­ке). Элиота знают все. В крайнем случае, если для вас так уж важ­но, что какую-то тему поднял именно английский гений, пишите так: «Это был английский поэт: Элиот». Однако если у вас дип­лом именно об Элиоте, найдите в себе достаточно научного сми­рения и приобщите к тексту все возможные и вообразимые дан­ные. Не в самом предисловии, так хотя бы в сносках к предисло­вию, по возможности ближе к началу, будьте обстоятельны и ак­куратны, соберите в десяти строках основные факты его биогра­фии. Никем не сказано, что читатель, каким бы он ни был про­фессионалом, обязательно знает на память, в каком году Элиот родился.

Все это тем более распространяется на малоизвестных сочи­нителей давних эпох. Не требуйте, чтобы публика знала, кто та-

кие эти люди. Объясните сразу, кто они, чем знамениты, где и когда жили. Да пусть даже ваш герой Мольер, ну что вам стоит сделать сносочку с годом рождения — годом смерти? Никогда нельзя знать заранее. Может, кому-то и пригодится.

Я или мы? Выражаться ли от первого лица? Писать ли «я пола­гаю, что...»? Некоторым «я» кажется даже приличнее, нежели «им­ператорское» «мы». Лично мне научное «мы» не кажется импера­торским. По-моему, пишущий «мы» имеет в виду себя плюс чита­теля. В процесс писания вовлечены две стороны. Я пишу для того, чтоб ты читал и воспринимал то, что я излагаю. В крайнем случае можно попытаться как-то обходить личные местоимения и исполь­зовать безличные конструкции, то есть: «можно сделать вывод», «представляется доказанным», «в данном случае следует сказать», «кажется», «невозможно согласиться еще и потому что», «анализ этого текста дает...» и так далее. Не надо писать «статья, которую я только что процитировал» или «статья, которую мы только что процитировали», если можно написать «только что процитиро­ванная статья». Но все-таки, на мой вкус, вполне допустимы фра­зы типа «только что процитированная статья убеждает нас, что...», поскольку выражения подобного рода далеки от культа лично­сти — или личностей.

НАЗАД | ВПЕРЁД